Нико Лорткипанидзе Княжна Дадиани и нищий.
Нико Лорткипанидзе
Княжна Дадиани и нищий.
- В горы идешь,Зураб ?
Всадник проворно спрыгнул с коня.
- Да, княжна !-Сияние ваше и лучи солнца
хорошую охоту предвещают.
- Что принесешь ?
- Кроме моего сердца, которое всегда с вами
остается, что прикажете?.. Рог оленя, тигровую шкуру, клык дикого кабана?..
- А цветы забыл?.. Косогор Чеголы уже сбросил
снег и будет усыпан разноцветными душистыми цветами.
- Пока принесу,завянут... И здесь много
цветов.
Юноша указал на садик, на который смотрела
княжна из высокого окна.
- Попытка не пытка и спрос не беда, а догадка
лучще разума.
- Княжна, дайте один цветок.
- Хорошо, только при себе не имею... Бери
башлык... Некоторые цветы должны быть красными, как подкладка,
некоторые-белыми, как постельное белье, некоторые-как этот позумент желтыми, а
некоторые-голубыми, как изумруд.
Юноша в воздухе поймал выброшенный башлык.
- Спасибо, что поняла мое желание. Всю деревню
приведу, нагруженную цветами, весь хребет заберу.
Юноша преклонил колено.
- Благоговейно целую Вашу руку, княжна! Он
кивнул головой. Вскочил на коня. Девушка долго смотрела на Зураба Чичуа и на его
сопровождющих. В далеке виднелись всадники, как мчащиеся и исчезающие точки.
* * *
Княжна
повернулась на шум служанки:
- Что делаешь, Тина?
- Для роз в чашах воду переменила.
- Достань из сундука серебряную шкатулку,
закрой ставни, оставь только маленькую щель.
Служанка выполнила приказ.
Дочь Дадиани стала доставать из маленькой шкатулки благородные
камни, складывала их на место, освещенное лучом, входящим через щель между
ставнями, и наслаждалась игрой отблесков благородных камней.
Из зернышек бирюзы, яхонта, жемчужины, янтаря
выкладывала то крест, то колье, если не нравилось-перемешивала и вновь
выкладывала. Скоро это развлечение надоело княжне; она открыла ставни, прилегла
на покрытую ковром тахту и начала перелистывать сброшюрованную в маленькую
книгу «Витязь в тигровой шкуре».
* * *
Швейцар открыл ворота и пренепрежительно
крикнул человеку, который стоял на улице:
- Чего тебе?
- Дверь открой!
- Проходи мимо, дорогу себе найди.
- Открой: дело есть...
- Господин в Зугдиди а госпожа спит.
- Я хочу княжну увидеть.
- Для тебя она сейчас времени не найдет.
- Открой... Чего боишься? Видишь от слабости
дрожу. Не имею ружья.
В это время княжна в саду сидела, развлекалась
пением работающих женщин.
- Открой!- крикнула девушка швейцару...
- Приказано...
- Да знаю...
Во двор вощел сгорбившийся, храмой, весь в
лохмотьях нищий... На костыли опирался. Еле-еле щел. Он приблизился прямо к
княжне.
- Я подаяние никогда не даю.
- И не прошу, княжна. Я прищел для выражения
признательности и подношение принес.
-Как,
ты гость?- усмехнулась девица.
Нет, я нищий. Однажды ты меня от смерти спасла
и человечность вернула мне.
- Ничего не понимаю... У тебя несомненно
температура и ты бредишь.
Помнишь, берег Техуры, княжна?
- ?!
- А я помню. Пять лет прошло с тех пор. Тебе
тринадцать было. Набег напал тогда на ту сторону. Я стоял на берегу бушующей
реки. Не знаю, летают или нет в небе ангелы, но я понял, что ангел-покровитель
появился в ту последнюю секунду. Смерти ожидал, но жить хотел. Жизнь моя всегда
была мучительна, но в то же время-сладка... Вдруг ты прилетела, сидя на коне.
Каждую мелочь помню-манеры, слова, всю картину... Мерин был фиолетового цвета;
тонкими ногами едва прикасался к земле; его тело дрожало не от страха, а от стрептивости.
На спине у него был расшитый золотистыми нитями красный бархат,
подседельник-тигровая шкура, которая лежала на загривке головы лощади; хвост и
когтистые лапы тигра доставали до колен. На нем лежало маленькое черное седло.
Удила, нагрудник, подхвостник-черные. На лощади ты... Не человек, а ангел.
Белый башлык был переброшен назад... Черные блестящие волосы. Под белой
короткой буркой виднелся белый нагрудник и пальцы белой ручки, как отточенные
ветви тополя; их, как змеи, обвивали черные ремни узд. На правой руке перчатка;
белый сокол на ней; ты обута была в белые сапоги, которые едва прикасались к
озолоченным стременам... Тогда я тебе и слова не сказал. А что должен был
сказать? В то время думал, что ты другая и я другой, что ради моей нужды ты не
побеспокоилась бы; тогда думал, что для меня, как для бездомной собаки, человек
не пожалеет кусок хлеба, остатки мяса с обеда, два гроша. Но я не мог
представить, что жизнь моя имеет цену. Тогда я не знал, что такое человек.
Было наводнение, даже военному мерину трудно
пройти, но никто не искал брода.Один из высокопоставленных вошел в воду и, если
бы ему не помогли сопровождающие, его унесло бы волной. Кричали дворовые. Меня никто не замечал, и
вдруг появилась ты!
- Сейчас вспоминаю. Тогда погибло семь
человек-семь звезд нашей армии Медин Чичуа, Гаиоз Гагава, Баху Чиквани, мой
двоюродный брат Петре, Леван Геловани, Баграт Кордзаиа. Когда Анеподист
Кочакидзе увидел мою обескровленную лощадь, уступил свою, сказавши: «Иди, спасайся, обо
мне не думай, в лесу спрячусь».
- Да, да, княжна, семеро погибло; у них не
было надежды победить; старались остановить врага, пока ты не вышла бы на безопасное
место. «Садись сзади»- приказала мне, как только увидела меня. Я не
осмеливался.Но поскольку приказала
вторично, сел; бурку, башлык в воду выбросила; своего любимого сокола отпустила
на волю и навсегда потеряла. Тогда в
минуту беды думал: сейчас выбросит меня в воду, но наоборот-ты говорила: «Крепко
обними руками мою талию, не упади, не бойся». Как лощади, так и всадники
полуживые вышли на противоположный берег. Ты в ту же секунду рассталась со мной
и забыла меня, а я с того дня задумался: твое поведение не покидало мои мысли,
твое лицо-мою мечту. Передо мною часто появлялось твое лицо, окруженное ореолом
славы; твое поведение стало пищей для моего мышления.
- Что я был для тебя- для дочери Дадиани! Я-
горбатый, хромой, весь в лохмотьях,
нищий? Почему жертвовала ты собой ради старого существа, который спит в хлеве и
мечтает о пище для свиней?Сокола больше меня любила, башлык и бурка ценились на
много дороже, чем я! Почему их забыла и спасла меня? Почему жертвовала собой? Я
горбатый, старый, храмой, лицо покрыто грубой щетиной...Я нищий, значит
богатство не причем. Для тебя я незнакомый человек, ... Стихи не писал,
скульптуру не создавал- ради искусства не пожалела бы меня. Врага не смогу одолеть
прозорливостью, мое мышление гроша не стоит... Так что же во мне неоценимое?
- Человек!
- Всегда думал об этом и только один ответ
удовлетворил меня:
- Я- человек!
В уголке твоего сердца всегда таилось чувство
человеколюбия. Я понял, что Дадиани, князь Одиши, царь Картл-Кахетии, хан
Персии, такие же люди, как и я- бродяга и нищий... Человек! Вот какое понятие я
осознал благодоря тебе!
Я возгордился.
Покорно прошу подаяния, искренне благославляю
дарующего, но себя не считаю ниже других. И сейчас голоден, весь в лохмотьях,
но никогда не забываю, что я человек... Волосы, борода, усы, были перемешаны ,
а сейчас стрижены, поскольку человеком себя почувствовал, пробудилось во мне
чувство мести и благодарности.
- Я рада, рада, со смехом ответила девушка. Я
не могла подумать, что мое детское поведение вызовет такое чувство.
- Пять лет пршло с тех пор, а я все недоволен
собою, хотел поблагодарить тебя за то, что пробудила во мне человека, хотел
спасибо сказать, выразить мою любовь, восхищение.
- Старик, ты в любви объясняешься?-с усмешкой
спросила девица.
- Княжна, ты очень красива, должнао быть и умна... Люблю, но не так, как
ты думаешь, боготворю, но не так, как ты привыкла... И сюда прищел,что бы
выполнить свой долг... Могу не любить, забыть эту любовь, нищий выбросил букет
горных цветов. Ты не достойна этого, однако признателен... Ведь по твоей
милости я стал человеком... Прими в знак благодарности, это я добыл большой
бережливостью, трудом и не щадя себя, подарок
достойный тебе.
- За милосердие вознаграждение не принимаю,-
гордо ответила дочь Дадиани, очнувшись от тумана, окружившего ее.
- Я свой долг выполнил, а ты поступай, как
хочешь. Ниший к ее ногам положил жемчужину величиной с яйцо птицы, повернулся
и, опираясь на костыль, медленно отправился в свой путь.
* * *
По этому случаю искренне смеялся весь дворец.
Еще долго слышались слова нищего в разных
уголках Одиши: «Примите мылостыню», «помилуйте убогого», но, когда он
вовлекался в беседу, важно говорил: «Худой козел, хромая лощадь, ружье с
поломанным курком, теряют цену, а человек бесценен всегда и везде, не смотря на
то, что Господь его цврем родит или свинопасом. Дворец Дадиани на тысячу
шалашей нельзя поменять, а человек столько стоит, сколько все человечество;
человека нелзя поменять, невозможно оценить, умножить или вычесть. Он бесценен,
он навеки единственный.
Человек- всегда человек- не более, не менее».
Эти слова удивляли и смешили толпу, и в то же
время лечебным бальзамом накладывались на несчастные сердца.
Подписаться на:
Сообщения (Atom)